[ritterhiobr]

Так как буквально через пару часов я пропадаю из сети аж до вечера воскресенья, чтоб не так скучно было меня ждать, выкладаю последний кусок давно задуманного фанфика.

Название: нет, проходит под кодовым "Саурон"
Рейтинг: ПГ
Пейринг: мелгор

Неверный свет факелов освещал грязные мрачные залы. Окон в Барад-Дуре не было, потому что не было и нужды в них: клубы темно-серого дыма над Мордором были настолько густы, что даже в самый ясный день земля Саурона была погружена в сумрак. Единственным ярким пятном было ало-золотое, похожее на громадный сгусток лавы, зависший над башней, Око.

курить дальше?

На вершине башни, неприметный из-за высоких бойниц, стоял ее хозяин. Сегодня был один из тех редких дней, когда ему пришло в голову принять человеческое обличье. «Человеческое, - с бессильной злостью думал он, впервые за долгое время облекаясь плотью. – Даже людям я теперь покажусь искалеченным уродом, что уж говорить о дивных эльфах и прочих». Высокий тощий мужчина в пыльном черном плаще неподвижно стоял, опираясь левой рукой на парапет и смотря вдаль. Его лицо сохранило остатки красоты, которой отличались обитатели Благословенного Края, но черты его заострились, напоминая о хищной птице. Сходство усиливали широкие полы плаща и ссутуленная спина. К тому же майа старался опускать голову и смотреть исподлобья, чтобы не так заметна была пустая правая глазница. Он не был стар, но сутулость и вечно опущенная голова добавляли ему возраста, а складки меж вечно нахмуренных бровей и в уголке рта производили впечатление усталости и изможденности.
Сейчас он был готов торжествовать, нетерпеливо глядя в сторону ворот и прислушиваясь к отдаленному глухому ропоту войск, ожидающих, когда же можно будет броситься в бой. Он давно копил силы, наблюдал за врагом, собирал войско. Братец, как водится, пытался подгадить и врагам, и ему, но разозлил по глупости энтов – и Эру с ним, с таким союзником: у него и так довольно войск, к тому же Кольцо, вместилище его силы и души, где-то совсем рядом и приближается: один из назгулов вот-вот найдет его, и тогда… и тогда этот проклятый мир пожалеет, что когда-то по своей воле не склонился перед Темным Вала, что обошелся с законным повелителем как с грязным воришкой, что отобрал его у него, Саурона. Не отобрал даже, оторвал, оставив внутри пустоту, которая звонко отдавалась в скорбном волчьем вое – в лесах Дортониона не было никого, на ком можно было выместить боль и злость, и он долго и тоскливо завывал по ночам, пугая случайных путников.
Саурон прикрыл единственный глаз, ненадолго – перед победой себе можно это позволить – погружаясь в воспоминания: Келебримбор, с горящими глазами и громким, в деда, голосом, поверивший в загадочного Аннатара и принявший смерть от его рук; золоченые крыши Нуменора и высокий, с седыми висками король, обнимающий колени вечно молодого пленника; башни Ангмара, едва различимые в ненастной ночи; гондорский король, оседающий на землю – шлем слетел от его, сауронова, удара, и на него смотрят полные ненависти стекленеющие глаза: ему нравился этот взгляд поверженных врагов; боль, пронзившая кисть руки, и рассыпающийся серым пеплом мир перед глазами… Саурон вздрогнул и, поморщившись, провел по лицу правой ладонью, на которой недоставало указательного пальца. Это воспоминание будить явно не стоило.
Вдалеке заскрипели ворота и раздался нестройный, но дружный вопль – боевой клич орков, рванувших в атаку.
Вслушиваться в отдаленные крики, грохот и лязг оружия Саурону было скучно. Будь у Темного Владыки возможность, он бы сам повел войско, но с некоторых пор он не покидал пределов башни, поскольку орки бы не восприняли его как командира: слишком уж веяло от него смертельной усталостью и слишком уж неловко держался меч в беспалой руке. В лучшем случае они бы разбрелись кто куда, в худшем – растерзали и разбежались, оставив его воплощаться заново, что в его теперешнем состоянии заняло бы годы. Противостоять орочьей орде в одиночку у него бы просто не хватило сил, поэтому командование осталось на безоговорочно преданных назгулов. Впрочем, и им Саурон являлся в виде бестелесной сущности: назгулам было абсолютно все равно, есть у Повелителя тело или нет.
Саурон спустился в тронный зал и, брезгливо покосившись на чадящие факелы, уселся на трон. Откинувшись на жесткую спину и сжав пальцами подлокотники, он оглядел пустой зал. Эхо его шагов еще отдавалось в гулкой тишине.
В дальнем углу зала что-то тускло блеснуло. Саурон подался вперед и вгляделся внимательнее: сомнений не было, в углу лежало что-то блестящее. Мановением руки Саурон притянул вещицу, которая оказалась изрядно потеменевшим от копоти и запыленным зеркальцем. Неуклюже обтерев его рукавом, Саурон рассмотрел смутно знакомый прихотливый цветочный узор, покрывавший золотую рамку. На одном из стеблей изящной вязью тенгвара была выгравирована надпись на квенье. Присмотревшись, Саурон смог разобрать надпись. «Артано Аулендил выковал от нечего делать», - гласили руны.
- Откуда оно здесь? – вслух спросил Саурон и, перевернув зеркало, вгляделся в помутневшее стекло.
Зеркало послушно отразило одноглазого и изможденного Темного Владыку в стальном венце. Саурон с минуту смотрел на свое отражение, словно пытаясь разглядеть за хилым обличьем юного могущественного майа, а потом швырнул зеркало себе под ноги и стоптанным каблуком сапога со всей силы наступил на него. Дребезжащий звук, который издало расколотое стекло, вызвал у него кривую улыбку.
«Нет больше Артано Аулендила, - с болезненной злорадностью подумал он. – Нет и не будет уже никогда. Он издох, издох от тоски, как пес, что дохнет на хозяйской могиле. А я не он. Он бы не смог так ненавидеть мир, не смог бы стать ему хозяином. А я вот-вот стану».
Последние слова он произнес вслух, свистящим шепотом, словно боясь, что его услышит кто-то посторонний. После этого он снова откинулся на спинку трона, зажмурился и стиснул зубы. Он почти смог забыть, почти убил в себе дерзкого Артано, гордеца Артано, всецело преданного Темному Вала Артано, умершего в одну из одиноких ночей, когда был только он, скелеты дортонионских деревьев, зеленоватая луна и тоска. Откуда вообще в Мордоре взялась безделушка, которой место либо в Валиноре, либо на дне морском, где сейчас лежат развалины Утумно.
На вершине Роковой горы маленькая гротескно тощая фигурка упала с обрыва и с воплем «Прелесть!» полетела в раскаленную лаву.
С потолка с шебуршанием посыпалась каменная крошка. Саурон удивленно поднял голову. По потолку, расширяясь и разветвляясь, ползла трещина, и в пол прямо под ногами Владыки тонким лезвием вонзился солнечный луч, сначала робкий и тусклый, но постепенно становящийся ярче, как будто набирался смелости.
- Что… это? – одними губами пробормотал потрясенный Саурон.
Потолок над его головой обрушился; лишь чудом ни один обломок не задел его. Задрав голову и вскочив с трона, Саурон увидел, что тучи над Барад-Дуром впервые за столетия расходятся, и в просвете виднеется темно-голубое небо.
- Я… проиграл, - пробормотал Саурон, не веря собственным словам, и ему показалось, что он слышит их со стороны. Непривычно яркий свет заставил его прикрыть ладонью лицо, и он с ужасом понял, что ладонь его медленно становится прозрачной. Саурон застыл на месте, глядя на тающую руку, и даже когда пол провалился и башня раскололась надвое, как от удара молнии, он не издал ни звука падая в неведомую пустоту.
Ему казалось, что с каждым мигом падения его время отматывается назад: словно смотря на себя со стороны, он видел, как разглаживается его лицо и расправляются плечи, одновременно становясь все более и более прозрачными. Одновременно в груди, что-то таяло, высвобождая забытые воспоминания. Он исчезал, одновременно возвращаясь к себе и желая только одного: чтобы прекратилось падение и его оставили в покое голоса из воспоминаний, наперебой говорящие что-то внутри его сознания. Наконец где-то рядом вспыхнул яркий свет и давно не слышанный голос, голос Владыки Ветров спросил громко и бесстрастно:
-Знаешь ли ты, что ждет тебя?
«Знаю», - подумал Саурон. Ни сказать, ни кивнуть он не мог – тело уже развеялось дымкой, оставив лишь бесплотную фэа.
- Открывайте, - раздался бесстрастный голос, и сразу же загудел колокол и заскрипели огромные створки ворот. «Врата Ночи, - догадался Саурон. – Последние ворота, сквозь которые я прохожу. А впрочем, мне уже все равно».
В следующий миг его подхватило вихрем, и он снова полетел в неизвестность…
… Вокруг него была темнота, такая, что даже поднеси он к лицу руку, он бы не увидел ее. Ноги его твердо стояли на чем-то, но присев на корточки и протянув руку туда, где должна быть земля, он ничего не нашарил. Он попытался крикнуть, но голос не послушался его. Вокруг него была пустота, он сам был частью пустоты, и ему ничего не оставалось, кроме как двигаться сквозь тьму наугад.
Сколько он шел, он уже не знал: за Гранью не существовало времени, так что с одинаковым успехом он мог идти сквозь пустоту и пару минут, и долгие часы. И вдруг его пронзило странное чувство: как будто рядом кто-то был.
«Кто здесь?» - раздалось у него в голове.
Саурон остановился. Он точно знал, что в пустоте вечности кроме него может находиться только одно существо.
«Мелькор, это я», - отчаянно позвал он мысленно, и ему самому почудились нотки отчаянных слез в своем безмолвном крике.
«Значит, и с тобой покончили», - спокойно отозвался Мелькор.- «Что ж, иди ко мне».
«А где ты?» - хотел было подумать Саурон, но сделав два шага, он почувствовал, что что-то незримое и бесплотное, но тем не менее осязаемое прижимает его к себе. Он судорожно выдохнул, боясь поверить собственным ощущениям.
«Я тоже не вижу тебя», - все с тем же непривычным спокойствием сказал Мелькор. – «Но сколько же лет прошло с тех пор, как меня сюда бросили? Даже сотня не могла бы так измотать твою душу»
«Две эпохи прошло», - ответил Саурон, стараясь, чтобы чувства не захлестнули его, временно лишив возможности связно мыслить и, следовательно говорить. Он почувствовал, как бесплотные руки поднимают его призрачное тело и укачивают, словно дитя.
«Неудивительно», - кажется, Мелькор покачал головой. – «Что ж, пока ты здесь, тебя никто не потревожит. Спи, мой мальчик, у нас с тобой впереди вечность, торопиться некуда».
«А ты?» - подумал Саурон, пряча лицо в невидимых складках мелькоровой одежды.
«А куда я отсюда денусь? Я буду здесь. У нашего заточения есть одно неоспоримое достоинство – никто и никогда не посмеет прервать наше уединение. А если это и произойдет, то до того пройдет не одна эпоха. А пока некому нам помешать».
Погружаясь в тяжелую дрему, Саурон почувствовал прикосновение невидимых губ к своему лбу и слабо улыбнулся в ответ.