Зависть.
очередное на тему Курумо, ПОВ, строданияГоворят, есть три вида зависти: черная, серая и белая. Впрочем, для благого Амана любая зависть черная, как-то не свойственно что валар, то майар это качество – чему завидовать, если имущество большой ценностью не считается, силы и способности у каждого свои, и по ним же положение. В благих краях я и не задумывался о зависти, хотя и думал иногда про себя с обидой, почему я не могу быть, как другие.
Я ушел из благого края искать брата и своего создателя. Похоже, я при первой же встрече с ним повел себя неправильно – по его лицу я видел, что он думает о своем младшем сотворенном. Что я о нем думаю, он тоже знал, и, судя по тому, как быстро он выходил из себя и уходил в ответ на мои речи, я был не так уж неправ. Нельзя сказать, чтобы я не предпринимал попыток к сближению, но меня быстро остужали словами «Тебе это не дано». Ирония заключалась в том, что то, что мне дано, я легко мог освоить и сам, чем и занимался. Тогда-то я и стал слышать то от брата, то от кого-то из числа отцовских любимцев «Ты просто завидуешь учителю». Отрицать и оправдываться смысла не имело, хотя кто бы стал завидовать тому, кто даже свой замок поддержать в приличном виде не хочет или не может? Я знал, что он боится меня и по собственной инициативе дал ему защиту для него и его подданных. Вы правда думаете, что можно завидовать тому, кто вместо благодарности за превращение разоряющих границы, загаживающих окружающую местность и просто неприятных тварей в организованное и, прошу заметить, разумное войско, швыряется твоим же подарком и прогоняет прочь? Разумеется, я ушел. Но о зависти задумался. Хотя кто кому еще завидовал – брат, например, безумно ревновал Учителя ко мне, и после каждого моего разговора с ним по несколько часов делал вид, что меня не замечает.
Вернувшись в благой Аман, я со временем по-новому взглянул на тех, кто меня окружал. И… наверное, тогда я и понял, что такое зависть. Король приблизил меня к себе и я готов сделать все, чтобы защитить и помочь ему… но ни разу не смог этого сделать. Любой плечистый и улыбчивый из его гвардии оказался достоин моего места куда больше, чем я: их тела не отзываются болезненно на каждое душевное потрясение, они самодостаточны и не жаждут тепла и поддержки настолько сильно, напротив, сами готовы дать их кому угодно, они не боятся ошибиться и потому не ошибаются…
К тому же, в благом краю никому не свойственен страх перед ближним своим… в отличие от меня. Они не боятся любить и доверять, а я так и не смог переломить себя. Что хуже всего, я прекрасно отдаю себе в этом отчет, но ничего не могу сделать, слыша скрытую насмешку над ущербным и недостойным во вполне приветливых словах. Я мог бы говорить, что таким меня создали… но кому я лгу? И кому в таком случае завидую? Создателю? Брату? Манве? Всему Валинору?
Я побаиваюсь говорить об этом с королем – он начнет нервничать, боясь обидеть меня откровенностью, а свойством ставить учителя в тупик вопросами я никогда особо не гордился. Неприятное свойство, если подумать. Как и большая часть в моем характере.
Завидуй лучше молча, майа Курумо, не терзай окружающих.
Зима
город А. и унылое зимнее утро В городе А. стояла нормальная зима – бесснежная, зато чертовски холодная. Даже орки-бабушки у дворца культуры куда-то подевались, видимо, не желая высовываться до весны.
- В спячку, наверное, впали, - с легкой завистью констатировала, подавив зевок, Хао, оглядывая площадь со скучно сереющей жухлой травой на клумбе и серо-желтоватым льдом на дорожках.
- Наверное, - рассеянно отозвалась не менее сонная Дина Петровна. – Муша, иди сюда! – она наклонилась, ловя звереныша, похожего на помесь олененка и дракона, на мягких лапах и размером с кошку. Малыш охотно прыгнул на руки девушке.
- Как он у тебя, говоришь, мушуш? Мухуш? – Лия одернула короткую кожаную курточку и зябко поежилась.
- Мушхуш! – обиженно поправила Дина, явно уже не в первый раз. – Сковородкина, так сложно запомнить? За те три дня, что он у меня живет, ты уже назвала его моркушей, кишмишем и… и не помню, как еще!
- Имя ему хоть нормальное придумай, - лениво отозвалась Лия. – А то Мушка… у нас так тойтерьера соседского зовут.
Дина надулась было, но тут позади раздался громкий и не совсем цензурный возглас.
- Ненавижу лед! – проворчал Гор, отряхивая пятую точку и пиная носком «гриндерса» край льдины, покрывающей тротуар.
- Так осторожнее же надо, - развела руками Ютака, которую экс-темный властелин едва не сшиб в полете – спасло то, что девушка отвлеклась на мобильный, возвестивший из кармана по-японски, что он в отчаянии, и замедлила ход.
- И вообще, кто-то хвастался, что в этих ботинках на льду хоть танцевать можно, и ничего не будет, - с невинным видом напомнила Нинглор. Сама она держалась на гололеде вполне уверенно, несмотря на каблучки, и за локоть Хао придерживалась скорее потому что ей так больше нравилось.
- Танцевать – можно, ходить по такому леднику – нет, - сердито заявил Гор, ускоряя шаг. Ютака со вздохом провела ладонью по лбу.
- Зайдем перед парами хоть пожевать купим? – предложила она, поправляя тяжелую сумку на плече. Из сумки торчал край потрепанной методички, собственноручно переписанной и переплетенной – Сеймей ксерокопии не жаловал.
- Если успеем, - Нинглор глянула на часы. – Двадцать минут до начала. Дойдем как раз ко звонку. Кстати, кто сегодня сдает Фелагунду?
- Да все вроде, - пожала плечами Ютака. – Благо, это теория, а то после практического зачета он по полдня у Шаня отпаивается. Чаем, Сковородкина, чаем, нечего гнусно хихикать!
- А кто хихикает? - фыркнула Лия. – Удивительно, что только чаем вообще, Златовласка-то!
- Так, народ, предлагаю ускориться, - конспиративным шепотом предложила Ютака, передвинувшись ближе к Хао и Нинглор. – Сейчас они начнут выяснять, кто тут Златовласка, под раздачу попадать не хочется.
И они заторопились, оставив заклятых подруг решать очередной вопрос века. Опаздывать на зачет к декану было не то чтобы чревато, но стыдно.
Со стороны базара над утренним городом в морозном воздухе разносились отзвуки зычного голоса бабы Срынки. Из кучи мятых газет под лавочкой выполз встрепанный и мрачный голубь Саске, озираясь в поисках просыпанных семечек. Адское общежитие исчезло с огороженной стройплощадки на территории парка и через миг втиснулось между зданием редакции городской газеты и городской Думой. Во дворце культуры расправил уборочный инвентарь полотер-далек и с бодрым «Грязь – уничтожить!» двинулся мыть полы.
Начинался самый обычный день не самого обычного городка.
Красота.
вроде как по ЧКА, хуморОднажды майа Артано явился в кузницу, одетый не в обычное для учеников Ауле красное с золотом, а в изысканное черное. Ауле, принципиально не отчитывающий учеников прилюдно, смолчал, а после окончания работы отвел Артано в уголок и спросил:
- Почему одет не как положено?
- Так ведь черный – это красиво, - хлопнул длинными пушистыми ресницами юный майа. – Вы имеете что-то против красоты?
Ауле вздохнул,сделал «рукалицо» и отправил ученика восвояси. Но их беседа была кем-то подслушана, и все решили, что майа Артано – тонкая художественная натура и эстет.
Через несколько дней Курумо, брат Артано, пришел в кузницу, одетый в коричневато-серый некрашеный лен. После работы Ауле задержал и его и грустно спросил:
- Ты тоже думаешь, что надевать что в голову взбредет – это красиво?
Майа Курумо удивленно поднял брови.
- Вовсе нет, - ответил он. – Просто красный костюм пачкать жалко, я его потом весь вечер от копоти, пота и Эру знает чего еще отстирываю. Опять же, порваться или в огонь попасть может. А это для работы, чтоб не бояться испортить.
Ауле признал, что в словах майа есть резон и отпустил домой. Но так как этот разговор никто подслушать не удосужился, по кузницам, а впоследствии и по всему Валинору распространилось мнение, что майа Курумо ничего в красоте не смыслит.