Ой кажется фичок

[ritterhiobr]

Что мы делаем на работе? Мы пишем обдолбанный недодесфик по Dragon Age.
Продуктивно я так флешмобнулся для начала.

Пейринг: предположительно Андерс/Фенрис
Жанр: преслэш, ангст, десфик.
Предупреждения: ООС, не лучшее знание матчасти, сопли в сахаре (тм).
На заявку Дэсфик (случайно, или нет убить другого и реакция) от Хао.
Посвящается тому, что я вечно забываю, что у Аньки есть-таки в арсенале заклинание воскрешения, и вспоминаю про него в последний момент.

Посох с глухим стуком падает на пол.
Андерс ошалело смотрит на обмякшее тело, скорчившееся перед ним на полу.
Голубые прожилки татуировки на худых руках Фенриса медленно гаснут – медленнее, чем холодное дыхание заклинания заморозки. На полу уже не осталось инея, но на темных бровях и ресницах еще мерцают тусклые белые отблески. То ли от них, то ли от того, что тело на глазах остывает, смуглая кожа как будто сереет – Андерсу кажется, что тело Фенриса на глазах обесцвечивается и бледнеет…
Стоп, а какого хрена он все еще стоит и смотрит?! Что еще за торжество над поверженным врагом? То есть, они с Фенрисом друзьями никогда и не были, это все Хоук со своим «Вы оба мне дороги, придурки вы этакие», но такого исхода… нет, он точно не хотел.
«Ты хотел», - услужливо напоминает Справедливость. – «И я был не против. Я и сейчас не против – этот раб, будь он быстрее, разорвал бы тебя голыми руками и не жалел бы. Почему же жалеешь ты?»
- По кочану, - зло шипит Андерс себе под нос, наклоняясь над телом и проклиная привычное за годы обучения, побегов и боев сочетание заморозки и отбрасывания, которого обычно хватало, чтобы оглушить слишком близко подобравшегося противника, а то и убить, если повезет.
Или, если ты особенно удачлив, можно убить заклятого друга-магоненавистника, ссора с которым как-то незаметно переросла в драку и который на свою беду не носит дома доспехов. Точнее, не носил. Удачно заглянул по просьбе Хоука, ничего не скажешь.
Вот уж чего-чего, а этого он совсем не хотел.
Андерс осторожно поворачивает тело на спину и закрывает остекленевшие зеленые глаза, с недоумением смотрящие в потолок. На ладони остаются мокрые следы от тающего на ресницах инея – капли с них стекают из уголков глаз по вискам темными дорожками.
- Не плачь, - неожиданно для себя хрипло выпаливает Андерс, приглаживая мокрой ладонью седые волосы – не сивые, как, к примеру, у старика Ирвинга, а белые, чуть в серебро, как снег на берегах Каленхада зимой…
Погоди-ка. Ирвинг. Старый пень, учивший тощего задиристого и вечно голодного подростка навыкам целительства, терпеливо заставляющий повторять каждое заклинание сотни и тысячи раз. Особенно одно. Самое сложное. Самое выматывающее. Самое ценное, когда врагов толпа, а вас трое-четверо, и нельзя дать хоть кому-то одному потерять сознание и тем более погибнуть.
Андерс, дубина ты одержимая, как ты вообще мог об этом забыть?
Он наклоняется над телом, кладет руки на открытую грудь в тусклых побелевших лириумных завитках и почти выкрикивает слова на аркануме, повторяя раз за разом заклинание, на которое обычно чаще, чем дважды в сутки, попросту не хватает сил. Только бы у него еще было время, только бы у дурного эльфа еще нашлись в теле силы бороться за каждую искру жизни.
- Давай, истеричка лириумная, - бормочет он в перерывах между заклинаниями, когда голубой прозрачный поток с ладоней впитывается в неподвижную грудь, - давай, мрачная ты рожа… Воскреснешь - делай со мной что хочешь, так что давай, дыши, борись, дави раба из себя по капле… Иначе нас с тобой Хоук не простит, меня за убийство, тебя за смерть…
Он не отрывая глаз смотрит в лицо Фенриса, не обращая внимания на кровавые круги перед глазами и предательски покачивающиеся стены. Счет повторам давно потерян, и кровь в ушах уже даже не звенит – гремит набатом башни Бдения.
- Ну же, психопат ушастый… Давай, возрождайся…
Тело под его руками судорожно вздрагивает от резкого вдоха, и Андерс словно издалека слышит хриплый кашель и тяжелое шумное дыхание Фенриса. Под ладонью сначала неуверенно и сбивчиво, все ровнее и сильнее с каждым ударом, начинает колотиться сердце. Посеревшие губы слабо шевелятся, ресницы вздрагивают, смаргивая капли воды.
Фенрис пытается подняться и отпихнуть обессиленного целителя, но у него едва получается опереться на локоть.
- Отойди… - шепчет он, хрипло дыша, - иначе точно убью…
- Убьешь, убьешь, - бормочет Андерс, стирая рукавом холодный пот со лба и почему-то улыбаясь, - потом догонишь и еще раз убьешь… Давай руку, доведу до койки, а там делай, что хочешь.
Фенрис исподлобья смотрит на него, явно ожидая подвоха, и нехотя протягивает заметно подрагивающую ладонь.
Они кое-как поднимаются на ноги – Андерс не поручился бы сейчас, что это он тащит Фенриса, а не наоборот – и медленно, вдоль стены добираются до застеленной кровати: похоже, это единственное в доме, что Фенрис всегда поддерживает в идеальном порядке.
Фенрис тяжело падает на кровать, сминая покрывало и, тяжело дыша, закрывает глаза и вытирает их тыльной стороной ладони.
- Что, сам убил – сам воскресил? – шепчет он с кривой усмешкой. – И как ощущение власти над жизнью и смертью?
- Примерно такое же, как ощущение власти над лопатой и возом угля, - отмахивается Андерс, тяжело опускаясь на колени перед кроватью – ноги, похоже, решили, что с них на сегодня хватит, - и ты бы на моем месте, наверное, предпочел уголь и лопату. Я бы тоже…
Он хочет сказать что-то еще, но тут его накрывает темнота, и последнее, что он чувствует перед тем, как отключиться – биение пульса на худом запястье, которое он так и продолжает крепко сжимать онемевшими от усталости пальцами.